Телеграмма

Интернет-издание «В курсе» публикует в рубрике «Почитать» интересные рассказы, новеллы и миниатюры. Ранее они выходили на сайте www.proza.ru.

Телеграмма. Лариса Маркиянова

 

Принесли домой телеграмму: «Умерла Люся завтра днем похороны приезжайте Михаил». Антон Иванович прочел, нахмурился. Вот беда. Люська… Младшая сестра. Ведь совсем не старая еще, и пятидесяти нет. И вот такое. На похороны они с Ириной поедут, обязательно, тут без вариантов. И все же: что случилось? Вроде не болела, по крайней мере, он об этом не знает ничего. Надо бы позвонить Михаилу, но Антон Иванович не знает его номер. Позвонить что ли на Люсин? Кто-нибудь да возьмет, ответит. Но не стал.

Вскоре явилась с работы жена Ирина. Молча подал ей телеграмму. Жена побледнела, увидев в протянутой руке мужа развернутую телеграмму. Он сразу понял свою ошибку – у Иры восьмидесятилетняя слабенькая мать, проживающая в соседнем городе. «Нет. Это от Михаила, Люсиного мужа, – поспешно пояснил, – Люся умерла».

– Ох, – тихо охнула жена, но он все же чутким взглядом и ухом уловил некоторое облегчение в этом вздохе, – А что случилось с ней?
– Пока не известно, в телеграмме об этом ничего. Прочти сама.

Она прочла дважды. Вздохнула глубоко: «Что ж. Надо ехать. Я пока не переоделась, сразу в магазин схожу за продуктами, не с пустыми же руками ехать. А ты с Иваном созванивался? Нет еще? Так созвонись».

Набрал брата Ивана. Слушая гудки, подумал о том, что в последнее время они звонят друг другу только по поводу. То ли дело раньше: без причины и часто встречались, созванивались, могли по часу разговаривать на самые разнообразные темы. Теперь все реже и реже, короче и короче. И в гости почти перестали ходить друг к другу, разве что на дни рождения.

– Да, – отозвался Иван, – Привет, Антох. Как жизнь?

– Бьет ключом и все норовит по темечку, – скучно пошутил Антон Иванович, – Ты телеграмму получил?

– Телеграмму? Нет. А что за телеграмма?

– От Михаила. Люся умерла.

– Да ты что, – сразу расстроился Иван, – Вот беда. А что случилось?

– Неизвестно. В телеграмме об этом ни слова. Просто: умерла Люся, приезжайте, завтра похороны. Мы с Ириной едем, она в магазин пошла за продуктами, с собой повезем. А вы как, поедете?

– Само собой. Наташа еще не явилась, но я за нее могу ответить тоже: непременно поедем. Только у меня машина на профилактике, не помнишь, утренний автобус во сколько?

– Зачем автобус? На нашей и поедем. Вы с Наташкой посоветуйтесь во сколько лучше выехать, а мы с Ириной тоже обговорим. Потом созвонимся. Лады?

– Договорились.

Антон Иванович походил по квартире, зачем-то вышел на балкон, посмотрел вниз на снующих туда-сюда людей, зашел, опять побродил по квартире, словно забыл что-то. Ирины все не было, видно, капитально затаривается. Взял сотовый, немного поколебавшись, набрал Люсин номер. Было странное ощущение, словно звонил умершей сестре. «Абонент временно отключен или вне зоны досягаемости». Да уж, еще как вне зоны досягаемости. И почему у него нет номера Михаила? Хотя, чего звонить. Теперь не суть так важно отчего умерла Люся, главное, что ее уже нет здесь, в этом мире живых. Раз похороны завтра, стало быть, Люся «ушла» вчера. Позавчера еще была, а вчера ее не стало. Вот так вот. Удивляться, конечно, особо нечему, каждый из ныне живущих покинет этот мир в свой срок. Вполне закономерно и естественно. И все же когда тебя лично касается это близко, то ощущение безвозвратной потери выбивает из привычной колеи, заставляет задуматься, взглянуть на все иначе.

Пришедшая из магазина жена, заглянув в зал, увидела мужа сидящим в кресле со старым фотоальбомом на коленях. Тихо прикрыла дверь. Выложила продукты, кое-что убрала в холодильник. Поставила чайник. Пошла переодеваться.

– Антон, – заглянула минут через двадцать, – пошли ужинать.

– Потом, – качнул он головой.

Она вошла в комнату, присела на мягкий подлокотник, смотрела на старые черно-белые фотографии из далекого детства мужа.

– Это она? – показала на малышку лет трех-четырех, внимательно смотрящую распахнутыми черными глазами прямо в объектив. Антон Иванович кивнул.
– Надо же, как она здесь на нашу Катю похожа, когда та была маленькой. Правда? Просто одно лицо. Что значит: родная кровь. Кстати, Кате и Игорю надо сообщить. Пусть тоже едут. Все же родная тетя. А что Иван говорит?

– Они с Наташей, разумеется, едут. Только у них машина в ремонте, я предложил на нашей ехать.

– Конечно. А это кто? Тоже она? Оказывается, она в молодости такая красавица была, я уже и забыла. Впрочем, она и сейчас тоже очень даже ничего… была. – И это слово «была», сказанное про еще позавчера живого человека, родную сестру, словно оглушило Антона Ивановича. Как же так: вот только жива и уже «была».

Ирина все же увела его на кухню. Заставила поужинать, выпить крепкого сладкого чаю. Тут же на кухне в его присутствии созвонилась с Натальей, женой Ивана, распределили кто и что берет с собою, во сколько примерно надо выехать и что еще предстоит сделать перед отъездом. Он ушел в спальню, лег на кровать поверх одеяла. Думал и думал. О жизни вообще, о своей жизни, об умершей сестренке. И чем больше думал о ней, тем яснее ему становилось каким хорошим, сердечным и теплым человеком она была. Раньше об этом не задумывался.

Да уж, надо обязательно дать со всей силы по башке, чтобы наконец дошли, понялись вещи столь очевидные, столь важные. Вспоминалось, как она в детстве заботилась о нем и об Иване, хоть и младшенькая самая была. Но именно Люся по-женски опекала, беспокоилась о них, двух оболтусах, в меру своих слабых сил. Силы то слабенькие были, а вот сила духа и стойкость невероятная. Как она спать не ложилась, пока не вернуться оба с улицы. Как горько плакала где-нибудь в углу, когда кто-то из них сильно болел или терпел какие-то жизненные неудачи и поражения. Отцу с матерью было некогда, они все время пропадали на работах, тяжко зарабатывая копейки на прожиточный минимум семьи. Вспоминая детство, он так и видит усталое лицо отца или матери, вернувшихся запоздно и бросающих дежурные вопросы: «Как дела? Как учеба? Нормально? Сыты? Ну и ладно». Нет, он не осуждает их теперь, он жалеет – нелегкая жизнь изработавшихся людей, всеми силами пытающихся вытянуть детей в люди. А Люська всегда рядом была. Это она принимала на себя все их проблемы и удары, все их боли и огорчения.

Вспомнилось, как лет в четырнадцать был у него конфликт с Егором по кличке Чуб, общепризнанным авторитетом их двора, как гнобил и словесно издевался над ним Чуб, зло насмехался прилюдно, провоцируя на драку. И Антон срывался, лез на рожон, а потом являлся домой битый в кровь, побежденный, еще более этим поражением униженный. И так повторялось, и повторялось изо дня в день, пока однажды не встряла отчаянно между ними Люська. «Не трожь его! – кричала в лицо Чубу пигалица, пихая изо всех сил в накаченную грудь тоненькими как прутики ручками, – Не смей больше обижать моего брата! Убью!» И отступил враг. Только издали молча сплевывал в его сторону с усмешкой. Готовила им обеды и ужины, лечила их болячки, поддерживала в трудную минуту словом и делом. Они с братом принимали все как само собою разумеющееся, без благодарности, еще и обижали, грубили, посмеивались над ее женскими слабостями и страхами. Вот дурни. Да и потом, уже взрослыми, были не умнее. Она, как теперь он понимает, так нуждалась в ответном тепле и понимании, а им все некогда, все не до того.

Когда друг за другом в один год ушли родители, Люся опять первой приняла на себя всю боль утраты, постаралась прикрыть собою ту дыру, что образовалась после смерти родителей. Часто звонила им, интересовалась их делами, что-то советовала, за что-то корила, от чего-то отговаривала, мирила с женами и детьми, когда возникали размолвки, приглашала к себе на семейные обеды, с обильным столом, с пирогами, холодцами, винегретами. И опять они все принимали само собою разумеющимся, не давая ей в ответ ничего. Еще и ворчали, возмущались, осуждали Люсю, все им казалось, что излишне назойлива, чрезмерно опекает их сестренка, до всего ей дело есть. А у нее просто душа болела о всех их – братьях родных, их женах и детях, хотя и своя семья тоже была: муж Михаил, дочь Света. Когда Света вышла замуж, и надо было как-то решать жилищный вопрос, Люся с Михаилом уехали жить в дальний поселок Выселки, где имелся пустующий дом, оставшийся от родителей Михаила.

Привели дом в порядок, поставили ограду, соорудили палисадник, провели газовое отопление и водопровод, разбили вокруг дома сад, вырыли колодец во дворе, завели живность. Все сами, никого не обеспокоили просьбой о помощи. Но и оттуда, издалека, часто звонила им Люся: как дела, что нового, не надо ли в чем помочь. Приглашала к себе. Они с Иваном съездили раза три, увидели, что сестренка вроде в порядке, ну и ладно. Свои заботы и дела с головой захлестывают, только успевай разгребать. Не до Люськи.

Антон Иванович тяжко вздохнул. Чем больше думал о смерти сестры, тем больше осознавал величину потери. Ирина все возилась на кухне, кажется, пекла пирожки. Видно решила с собою взять на поминки. Явилась дочь Катя с Игорем. «Примите наши соболезнования», – пожал ему руку зять. Катя только кивнула головой, мол, привет, пап, и кинулась на кухню помогать матери.

– Вы едете завтра? – спросил Антон Иванович Игоря.

– К сожалению, никак не получается. У нас большие планы на завтра, не отменить.

Антон Иванович промолчал. Знает он эти планы молодых – с друзьями поедут играть в пейнтбол, потом в кафешку завялятся, вечером фитнес и футбол по телевизору или в интернете зависнут. Эгоисты. Впрочем, не ему осуждать их. Сам таков, дальше собственных интересов ничего не видит.

Проснулся среди ночи. Долго лежал в темноте с раскрытыми глазами. Сна ни в одном глазу. Сердце щемило. Совесть не давала покоя, жгла. И почему непременно надо умереть человеку, чтобы близкие и окружающие поняли величину потери. Завтра будут говорить много хороших, сердечных слов. Но поздно уже, поздно. Люся этих слов не услышит. Раньше бы все это сказать ей, при жизни. Но куда там. Для живых нам хороших слов жалко. Вот если покритиковать или поворчать, обругать за что-то – тут мы быстрые, тут слова сами так и прут. Прочему так? Обидно. Несправедливо. Не правильно это.
Тихо встал, чтобы не побеспокоить Ирину, ей завтра и так хлопотный день предстоит. Вышел на балкон. Курил и думал. Думал и курил. И по всему выходило, что безмерно виновен перед Люсей и поправить это уже никак невозможно. От этого было тошно на душе, муторно.

Выехали в шесть утра. Надо было еще заехать за Иваном и Натальей. Путь предстоял не близкий – часа три, а то и больше.
В машине на заднем сиденье женщины негромко говорили все больше на хозяйственные темы – что на стол ставить, кого звать, надо ли отпевать и где найти батюшку, если отпевать. Антон Иванович с братом тоже временами переговаривались. Антон Иванович догадался по несвежему озабоченному виду брата, что тот тоже плохо спал, и его одолевают примерно те же чувства, что и самого Антона Ивановича.

– Виновны мы перед Люськой, – подтвердил его мысли брат, – у меня сейчас чувство такой безмерной утраты, какую я не испытывал даже во время похорон родителей. Я только сейчас в полной мере осознал, как я ее любил, оказывается. Я бы многое отдал, чтобы успеть сказать ей об этом при ее жизни. Но поздно. Вот что не дает мне покоя.

Они долго молчали. А за спиной женщины все говорили о свечках, о салатах, о полотенцах и носовых платочках, которые надо будет раздать всем присутствующим.

К Выселкам подъехали почти в десять. Издали увидели яркий веселый цветник в палисаднике перед домом Люси и Михаила. Люся обожала цветы, их у нее всегда цвело много – и в городе и потом в поселке.

Вот и Михаил стоит у ворот. Их что ли встречает? Видно тошно около гроба жены находиться.

Подъехали. Остановились. Выйдя из машины мужчины первыми подошли к вдовцу, поздоровались за руку, коротко выразили свое соболезнование. «Да ладно, чего там», – сдержанно ответил Михаил. Женщины, до того бывшие совершенно спокойными, при виде новоиспеченного вдовца не сдержались, вдруг разрыдались хором.

– Держись, Миша, что же теперь, – ревели обе всхлипывая и утирая слезы ладонями, противореча своим же словам. Их мужья тем временем стали доставать из багажника пакеты с едой из супермаркета, выпечкой и спиртным. Михаил взялся помогать им. Он вообще держался довольно спокойно. То ли отплакался уже, то ли не осознал еще в полной мере свою потерю, то ли не давал волю эмоциям на людях.

– Пойдемте в дом, – сказал Михаил, – только вы уж, пожалуйста, не нервничайте. Спокойно. Ладно?

Поднялись на широкое крыльцо просторного, светлого, бревенчатого дома. Михаил вошел первым. За ним остальные. Посреди большой комнаты стоял накрытый белой скатертью стол. Он был уставлен красивыми тарелками по краю, высокими стаканами, салатниками с разнообразными салатами, блюдами с кусками пирогов и пиццы. В середине ваза с фруктами. Во главе стола сидела празднично одетая улыбающаяся новопреставленная…

Когда страсти поутихли, и братья весьма эмоционально и категорично высказали младшей сестренке что они думают по поводу идиотских шуточек выживших их ума теток, которые эта самая тетка встретила молчаливой улыбкой, все уселись за стол. Воцарилась тишина.

– Нет, Люсь, так все же нельзя поступать с живыми людьми, – еще раз попрекнул Антон Иванович, — я же всю ночь не спал. Испереживался весь. Чего только не передумал.

– Хорошо еще я с утра не успела в церковь сбегать, – показала головой Ирина, – собиралась свечу поставить за душу упокоенной рабы божией Людмилы. Вот был бы грех.

– Да уж, – сердито поддакнул Иван, – заставила ты нас, Люська, понервничать. Я тоже всю ночь глаз не сомкнул. Думал. Кто же знал, что тебе в голову взбредет подобный розыгрыш. Разве такими вещами можно шутить?

– И о чем же вы оба думали всю ночь, братья мои разлюбезные? – подала и свой голос наконец «усопшая».

– О чем?.. – переглянулись хором братья.

– О чем… – задумчиво сказал Антон Иванович, – о том, как мы тебя, оказывается, любим, дорогая ты наша, бесконечно любимая Людмила. О том, что ты очень хорошая. Что лучше тебя сестры и быть не может. Лучше и роднее. Ты, Люся, лучше всех. Я тебя очень люблю. И Иван тоже. Спасибо тебе за все.

– Вот и славно, – светло улыбнулась Люся, – вот и дождалась я долгожданных слов от вас, братья мои любимые. Вот и хорошо. А теперь можно и праздновать.

А чего вы смотрите на меня так удивленно? Сегодня у меня юбилей. Пятидесятилетие. Забыли? Я так и подозревала, что забыли, не приедете. И даже если приглашу, то тоже не факт, что явитесь. А что на похороны точно прибудете даже и не сомневалась. Давай, Миша, наливай гостям. Будем пить за мое здоровье и долгую жизнь.


 
По теме
Рассмотрено административное дело по административному исковому заявлению прокурора Бутурлиновского района Воронежской области  в интересах неопределенного круга лиц о признании информации запрещенной к распространению.
В Воронежской области врачи удалили пожилой женщине двухкилограммовую опухоль - Обозреватель.Врн Фото: пресс-служба министерства здравоохранения Воронежской области В Эртильском районе врачи удалили пожилой женщине двухкилограммовую опухоль, которая нарушала работу кишечника,
Обозреватель.Врн
«День работников культуры»-награждение - Районная библиотека Сотрудников сферы культуры  с профессиональным праздником  «День работников культуры» поздравил глава района Владимир Николаевич Просветов.
Районная библиотека